Постоянно идущий в современном российском обществе спор о том, какая граница нужна России на Украине (некоторые даже хотели бы, чтобы у России оставалась граница с Украиной) давно разрешён историей. У России может быть только одна устойчивая граница — западная граница Киевской Руси, в целом совпадавшая с западной границей Российской империи в последние годы царствования Екатерины II (после 1792 года) и западной границей СССР 1940 года. Именно на этот западный рубеж всегда выходило русское государство в эпохи процветания и наибольшего могущества.

«Альтернативная» западная граница, имевшаяся у Московской Руси Ивана III, Русского царства Ивана IV — Алексея Михайловича, Российской империи Петра Великого и имеющаяся сейчас — рубеж неустойчивый, крайне подвижный (причём в обе стороны), рубеж конфликтный. В отличие от западной границы СССР, исторически являвшейся рубежом устойчивого мира, современный рубеж, как и любой другой, существенно смещённый на Восток по сравнению с границей 1940 года, является военной границей.

Причём двигать её пытались всегда и во всех направлениях: Иван III — на Запад, литовские князья (а затем Речь Посполитая) на Восток. Аналогично на Юге неустойчивой была степная граница. Русские и поляки пытались максимально отодвинуть её от своих владений. Когда начинали, владения Орды начинались сразу за Коломной и Рязанью, а с Литвой она граничила под Полоцком. Затем Литва подвинула границу к Киеву, а Русь к засечной черте, что шла под Тулой и южнее Рязани. Затем Алексей Михайлович построил Харьков, а Литва и Речь Посполитая, чуть раньше пробились к морю у Белгорода Днестровского. Затем, правда им пришлось отступить до Волыни.

Второй период движения южной границы связан с Крымским ханством. Интересно, что устойчивые государственные образования, возникающие в Крыму, всегда стремятся также контролировать Северную Таврию и Северный Кавказ. Этим тысячу лет занималось Боспорское царство, в симбиозе вначале со скифами, затем с сарматами (аланами) и другими кочевниками. Возникшее через восемьсот лет после падения Боспорского царства Крымское ханство проводило аналогичную политику. Только, поскольку татары сами были кочевниками, место оседлого греческого населения Боспора заняли генуэзцы, а в последний период турки (впрочем в плане экономики и торговли в основном представленные теми же греками и армянами).

Русское Тмутараканское княжество, несмотря на относительную слабость также контролировало оба берега керченского пролива и стремилось активно и временами не без успеха (вспомним поединок Мстислава Владимировича Храброго и Редеди) вмешиваться в северокавказскую политику.

Правило контроля над Северным Кавказом унаследовала с присоединением Крыма при Екатерине II и Россия. Северная Таврия и так была русской, а вот на Северном Кавказе военное русское присутствие в отдельных районах, сменилось устойчивым политико-экономическим контролем всей территории после Екатерины Великой. Напомню, что более, чем полувековая Кавказская война (скорее это была серия конфликтов) с горцами, охватившая полностью периоды правления Александра I, Николая I и завершившаяся лишь при Александре II, велась именно с народами Северного Кавказа, причём на фоне уже состоявшегося и постоянно расширявшегося прочного закрепления России в Закавказье.

Едва получив независимость, с Крымом в её составе, Украина немедленно начала проявлять интерес к Северному Кавказу, вплоть до участия националистических добровольцев в Чеченских войнах в качестве противников России. Но влекла украинских националистов на Северный Кавказ не только и даже не столько логика борьбы с Россией, сколько логика борьбы за свой контроль над регионом. Именно поэтому в Абхазском конфликте в 90-е годы, те же украинские националисты выступили на стороне Абхазии против Грузии.

Кстати, само российское присутствие в Закавказье было относительно случайным и вызвано той же логикой геополитических процессов, которая столетием позже привела Российскую империю в Среднюю Азию. В Среднюю Азию Россия пришла в рамках геополитического соперничества с Британской империей, а в Закавказье её привела борьба с Турцией, в рамках которой Россия позиционировала себя как защитница православия. Поэтому она не могла не откликнуться на просьбы православных грузин о военной поддержке. Отказ в такой помощи не только подорвал бы международный авторитет России, но и резко ухудшил бы её положение на Северном Кавказе (на землях уже входивших в состав империи, но с не подавленным окончательно сопротивлением, ориентированным на ту же Турцию).

Ну, а затем выяснилось, что грузинская политика неустойчива, контролировать её только военным гарнизоном не представляется возможным. Из ситуации «уйти нельзя, оставаться бессмысленно» нашли третий выход — присоединить и управлять самостоятельно, как имперской провинцией. Но это был вынужденный шаг (в те времена нельзя было без существенного ущерба для своих международных позиций проигнорировать «братьев по вере», даже если они не совсем братья), вынудивший Россию к дальнейшему продвижению в Закавказье, которое только пожирало силы и средства, не принося никакой пользы и отвлекая силы от главного (в борьбе с Турцией) ТВД — балканского. Граница по Кавказскому хребту, как сейчас, была бы для России многократно выгоднее.

В целом, устойчивые мирные границы формируются тогда, когда они отделяют друг от друга две сложившиеся сферы хозяйственной деятельности, а также удобны в плане защиты и логистики (как военной, так и экономической).

Территория современной Украины (кроме трёх областей Галиции), а также прилегающая к ней Молдавия исторически представляют из себя такой сложившийся хозяйственный комплекс, экономические интересы которого также простираются на Крым, Кавказ и на нижнюю, а частично и среднюю Волгу. Отсюда постоянные претензии разных едва родившихся украинских «государств» (от УНР, до современной Украины) на контроль Кубани, Северного Кавказа, Курска, Белгорода, Воронежа, а в некоторых случаях всего правого берега Волги от Воронежа до Астрахани. Любое украинское государство, в силу своих экономических и геополитических интересов, будет стремиться примерно к такому очертанию границ (и обязательному вытеснению России с Северного Кавказа, к созданию своего рода «Южной империи, на бывших степных землях кочевников).

Отсюда и попытка идентифицировать себя с казачеством — в реальных условиях средневековой Украины малочисленным военным сословием, преимущественно на службе Речи Посполитой или в бандах в «серой зоне» на степной границе. Именно степную вольницу — бандитов, ушедших из-под контроля регулярных государств, Украина трактует, как создателей «первой украинской государственности», выдавая за таковую разбойничьи логова (сечи) на сложнодоступных островах «за порогами». По образу жизни казаки — степняки, значит могут (по украинской «логике»), как любое степное племя, претендовать на всю степь.

В общем, современная граница России исторически воспринимается не только Украиной, но и Европой, как граница российской слабости, на которую можно дальше давить, пытаясь вытеснить Россию за Урал (кстати, белорусские националисты тоже на Смоленск претендуют). С Россией начинают считаться, когда её граница появляется на Пруте и в Карпатах. Тогда начинают думать не как бы откусить от России ещё кусок, а как бы не потерять своё оставшееся.

Казалось бы Россию может удовлетворить граница по Днепру, но Днепр — крупнейшая судоходная артерия, которую логично и выгодно контролировать единолично, а два его берега исторически прочно между собой связаны хозяйственно и будут стремиться к воссоединению. Причём поддержку на обеих берегах получит тот, кто провозгласит их воссоединение своей целью.

Россию могла бы удовлетворить граница по Збручу, если бы установившись в 1921 году, она так и оставалась русско-польской границей. В таком случае, с учётом проводившейся Варшавой политики полонизации, по обе стороны границы уже сформировались бы самостоятельные хозяйственные комплексы, а западное украинство было бы этнически поглощено поляками и прекратило бы выступать в качестве альтернативы русскости, претендуя на «всю Украину».

В нынешних же условиях семь областей за Збручем — слишком большой компактный кусок, способный сохранить независимость, хоть и на крайне низком экономическом уровне, и завершить формирование «украинской нации» на базе идей реванша и восстановления «утраченной Южной империи». Так что подобная граница станет для России также границей давления.

Кроме бывшей границы СССР, Россию может устроить (исторически и экономически) только граница, исключающая три области Галиции и только при условии, если они будут включены в состав наших восточноевропейских соседей. Любая иная линия границы может возникнуть как плод вынужденного военно-политического компромисса и даже довольно долго просуществовать. Но это будет граница постоянного давления, она будет постоянно рождать проблемы не только с остатками Украины, но и с Европой, которая будет испытывать иллюзию, что раз удалось оторвать от России часть земель на Западе, то, при благоприятных условиях, можно сделать следующую попытку.

Объективное же стремление к возрождению единого «южного» хозяйственного комплекса будет толкать остатки Украины к вечной конфронтации с Россией. В начале ХХ века квазинезависимые Украину и Белоруссию СССР пытался использовать (хоть и без особого успеха) в качестве буфера, нивелирующего претензии Польши Пилсудского на «границы 1792 года». Миру демонстрировали, что это не русско-польский спор, а польская агрессия против украинцев и белорусов, которых Россия защищает.

Даже тогда это сработало неважно: внешнеполитический эффект был минимальным, а внутриполитические последствия появления «трёх братских народов» расхлёбываем до сих пор. В современном же мире «братский украинский народ» склонен выдвигать территориальные претензии к России и поддерживать идею Запада о вытеснении России в Азию, мечтая о создании на южных русских землях украинской «Великой южной империи», примерно в два с половиной — три раза территориально превосходящей Украину в границах 1991 года.

Так что, если обстоятельства и вынудят нас согласиться на промежуточную границу, следует твёрдо понимать, что она именно промежуточная и, что жить спокойно за этой границей нам всё равно не дадут. Только границы 1792 года, а лучше от 16 (28) мая1812 года дают России полновесное участие и прочные позиции одновременно в балканской, центральноевропейской и североевропейской (балтийской) политике, что исключает возможность её выдавливания из Европы и делает невозможным общеевропейский союз против неё.

С границей, как с женщиной — кому-то могут нравится блондинки, кому-то брюнетки, но прочную семью каждый создаст, только с женщиной которая его любит, которую любит он, с которой им вместе комфортно и с которой они друг друга дополняют. Эмоции и желание — база случайных связей, база прочной семьи — взаимодействие и уверенность друг в друге.